Издательство «Гиперион». На главную страницу
 


Танидзаки Дзюнъитиро Дневник безумного старика
Танидзаки Дзюнъитиро
Дневник безумного старика

Terra Nipponica, XIV
/Пер. с яп. В. Сисаури
СПб.:– Гиперион, 2005.– 224 с.
ISBN 5-89332-127-8

Роман классика современной японской литературы Дзюнъитиро Танидзаки (1889–1965) «Дневник безумного старика» заслуженно считается шедевром позднего периода творчества этого замечательного писателя. Написанный всего за три года до смерти автора и наделавший много шума роман поражает своей жизненной силой, откровенным эротизмом и бесстрашием в описаниях самых тонких, самых интимных человеческих отношений. Страстная любовь дряхлого старца к своей молодой невестке — не самый оригинальный сюжет в мировой литературе, но только не для кисти Танидзаки. Тончайший стилист, непревзойденный мастер литературных аллюзий, смелый экспериментатор, никогда не боявшийся, а зачастую и стремившийся шокировать почтенного читателя, претворил банальную историю в притчу о неистребимой жажде человека к полноте жизни, о невозможности для человека примириться со старостью и смертью. Грустные, смешные, а иногда и пугающие приключения безнадежно влюбленного старика, описанные им самим, заканчиваются самым неожиданным образом, буквально с ног на голову переворачивающим весь, казалось бы, ясный сюжет — и ошарашенный читатель долго приходит в себя, постепенно осознавая новую глубину только что прочитанного им произведения.

На русском языке публикуется впервые.



Отрывок из книги

26 июля.

В последнее время мой день проходит следующим образом. Встаю приблизительно часов в шесть. Иду в уборную. Мочусь, первые несколько капель в стерильную пробирку. Затем раствором буры промываю глаза. Раствором серы тщательно полощу рот и горло. Потом очищаю десны зубной пастой Колгейт с хлорофилом. Надеваю челюсть. Около получаса гуляю в саду. Лежу на доске. Сеанс удлинился до тридцати минут. Потом завтракаю, это единственный раз, что я ем в спальне. Стакан молока, гренок с ломтиком сыра, чашка овощного супа, что-нибудь из фруктов, чашка черного чаю. За завтраком принимаю одну таблетку алинамина. Потом в кабинете просматриваю газеты, пишу в дневник и, если есть время, что-нибудь читаю, но большей частью до обеда я веду дневник, а иногда — после полудня или вечером. Часов в десять утра приходит в кабинет Сасаки, измеряет мне давление. Раз в три дня делает мне укол, 50 мг витаминов. В полдень в столовой — второй завтрак, обычно это чашка вермишели и что-нибудь из фруктов. С часу до двух сплю в спальне. Три раза в неделю, — в понедельник, среду и пятницу, — с двух до четырех приходит господин Судзуки делать иглоукалывание. С пяти часов лежу тридцать минут на доске. В шесть часов гуляю в саду; утром и вечером в сопровождении Сасаки, иногда — Сацуко. В половине седьмого ужин: чашка рису с приправами, которых мне разрешено много, поэтому каждый день мне дают что-то другое. Вкусы у стариков и молодежи разные, и в семье готовят разные блюда. Едят все кто когда хочет. После ужина слушаю радио. Чтобы не утомлять глаза, вечером ничего не читаю и даже почти не смотрю телевизор.

Я не забываю того, что мне сказала Сацуко днем позавчера, в воскресенье, 24 числа: я проснулся часа в два дня и еще лежал в постели, как вдруг дверь в ванную открылась и показалась голова Сацуко.

— Когда я принимаю душ, я никогда эту дверь не закрываю. Всегда можете ее открыть.

Случайно слетели с ее губ эти слова или намеренно сказала она — не знаю, но они меня чрезвычайно заинтересовали. Весь день, когда жарили мясо, и вчера, когда я оставался в постели, сказанное не выходило у меня из головы. Сегодня днем, проснувшись часа в два, я на некоторое время пошел в кабинет, но в три часа вернулся в спальню. Я знал, что, если Сацуко никуда не уходит, она часа в три принимает душ. Я попробовал тихонько толкнуть дверь в ванную. В самом деле, дверь не была заперта. Слышался шум льющейся воды.

— Что тебе угодно?

Я лишь легко коснулся двери, и даже нельзя было сказать, что она дрогнула, но Сацуко, по-видимому, сразу же заметила. Я растерялся, но в следующий миг смело произнес:

— Ты сказала, что никогда не запираешь дверь, вот я и решил проверить.

При этом я сунул голову в ванную. За белыми занавесками с широкими зелеными полосами она принимала душ.

— Убедился, что не лгу?

— Убедился.

— Что же ты стоишь там, входи.

— Можно войти?

— Ты же хотел войти.

— Мне особенно ничего не нужно...

— Ладно-ладно, но если ты начнешь волноваться, ты поскользнешься и упадешь.

Доски были подняты, и весь кафельный пол был залит водой. Я осторожно вошел и запер за собой дверь. В просвете между занавесками мелькали ее плечи, колени, ступни ног.

— Тебе ничего не нужно, тогда мне будет нужно...

Шум душа прекратился. Повернувшись ко мне спиной, она выпрямилась, и над занавесками показалась верхняя часть ее тела.

— Пожалуйста, возьми полотенце и вытри мне спину. У меня вся голова мокрая.

Она сняла виниловую шапочку, и несколько капель попали на меня.

— Не бойся, вытирай посильнее. Ах, я забыла, что у папаши левая рука болит. Тогда правой рукой, посильнее.

В тот же мог, не выпуская из рук полотенца, я обхватил ее, прильнул губами к пышной округлости ее правого плеча, прикоснулся языком к ее коже — и получил оплеуху по левой щеке.

— Что за нахальные ухватки!

— Мне показалось, что ты позволила...

— Ничего подобного! Вот расскажу обо всем Дзёкити!

— Извини, извини...

— Уходи, пожалуйста! — но тут же прибавила: — Не нервничай, не нервничай, медленнее, а то поскользнешься.

Добравшись до выхода, я почувствовал, как она тихонько подтолкнула меня в спину кончиками своих нежных пальчиков. В спальне я сел на кровать и отдышался. Вскоре она вошла ко мне. На ней был тот же крепдешиновый халат. Я посмотрел на китайские туфельки, вышитые пионами.

— Извини меня. Я так грубо обошлась с тобой.

— Нет, ничего...

— Больно?

— Нет, не больно, но я немного испугался.

— У меня привычка давать мужчинам пощечины. Чуть что, я сразу пускаю в ход руки.

— Я так и подумал. И многих тебе приходится так отваживать?

— Но тебя-то мне не надо было хлопать...

…………………

28 июля.

…………………

Вчера из-за сеанса иглоукалывания не мог, но сегодня в три часа я опять приложил ухо к двери в ванную. Она не была заперта. Слышался шум воды.

— Входи-входи. Я жду тебя. Прости за вчерашнее.

— Я так и думал, что ты извинишься...

— С годами все становятся упрямыми.

— Позавчера ты меня выгнала, поэтому я должен получить вознаграждение...

— Что за шутки! Поклянитесь никогда больше ничего подобного не делать.

— Если бы ты разрешила поцеловать себя в шею.

— Я боюсь щекотки.

— Тогда куда?

— Никуда. У меня весь день было отвратительное ощущение, как будто на меня упал слизняк.

— А если бы на моем месте был Харухиса? — затаив дыхание, спросил я вдруг.

— Опять хлопну. В прошлый раз я ударила в полсилы.

— Тебе не надо деликатничать со мной.

— У меня гибкая рука. Если я ударю по-настоящему, будет больно так, что из глаз посыпятся искры.

— Этого я и хотел бы.

— Что за испорченный старик! Дедушка terrible.

— Но послушай. Если не в шею, то куда?

— Один разочек я бы разрешила... в ногу, ниже колена, но только один раз. Не касайся языком, только приложись губами.

Она была скрыта от колен до головы, и в просвет между занавесками высунулась ее нога.

— Как на приеме у гинеколога.

— Дурак.

— Как же целовать, не касаясь языком? Совершено бессмысленное условие.

— Да кто тебе говорит о поцелуях? Коснись губами, и будет с тебя.

— Ну хоть душ пока выключи.

— Не могу. Ведь после твоего прикосновения мне надо сразу же хорошенько вымыть ногу, иначе мне будет неприятно.

У меня было ощущение, как будто мне дали выпить воды.

— Кстати, о Харухиса-сан. Я вспомнила, что у него к тебе просьба.

— Какая?

— В такую жару Харухиса-сан просит разрешения иногда пользоваться этой ванной. Он сказал мне: «Попроси разрешения у моего дяди.»

— А в их студии нет ванны?

— Конечно, есть, но там одна ванна для артистов, а другая для всех остальных, и она такая грязная, что туда не хочется входить. Он вынужден ходить в баню на Гиндза, в «Токийские горячие источники». Но сюда ему было бы ближе, это была бы для него большая услуга. Разреши своему племяннику.

— Ты и сама можешь ему позволить, нечего меня спрашивать.

— Вообще-то недавно он уже принимал здесь душ, но говорит, нельзя, мол, без спроса...

— Я не против, но надо попросить разрешения у моей жены.

— Может быть, ты сам ей скажешь? Я ее побаиваюсь. Но это только слова, Сацуко стесняется меня больше, чем жену.

Поскольку речь шла о Харухиса, она считала необходимым специально попросить разрешения.




© Hyperion, 2003 — 2019
   195269, Санкт-Петербург, Киришская улица, дом 2А, офис 716, 7 этаж
   телефон +7 953-167-00-28, hypertrade@mail.ru.