В книгу включены собрание стихотворений и поэтический дневник одной из лучших поэтесс эпохи Хэйан (Х — XI вв.) Идзуми Сикибу. Эта изумительная женщина, жившая около тысячи лет назад, стоит у самых истоков японской изящной словесности наряду со своей великой современницей Мурасаки Сикибу, автором «Повести о Гэндзи». Поэтический дар Идзуми Сикибу был высоко оценен и современниками, и особенно потомками. Ее стихи есть во всех ведущих поэтических антологиях, начиная с конца Х в. Особенно популярна была ее любовная лирика. Пользуясь всеми поэтическими приемами того времени, она умела, как никто другой, наполнить свои стихи живым, искренним чувством.

Помимо прекрасного перевода, в книге даны оригиналы всех стихотворений на японском языке и их русская транскрипция, поэтому читатель сможет услышать звучание древних классических танка из собственных уст, те, кто читает по-японски, смогут оценить достоинства перевода, а читатели, только начавшие изучать язык, получат идеальное учебное пособие.

* * *

Пока я встречала рассветы и закаты, печалясь и вздыхая о связях этого мира1, кои мимолетного сновиденья непрочней, как-то неприметно остался позади десятый день четвертой луны2, и теперь деревья составляют такую плотную сень3, что ни один солнечный луч проникнуть сквозь нее не может. Сегодня, когда я рассеянно смотрела на сад, на траву, зеленеющую на насыпи вокруг дома4, — другой ее и не заметил бы, а в моем сердце она невольно возбудила щемящую тоску — мне почудилось, будто кто-то мелькнул за изгородью, пока же я гадала: «кто бы это мог быть?» — человек этот вышел на свет, и оказалось, что это не кто иной, как Кодонэри, отрок, прислуживавший ранее покойному принцу.

В тот миг на душе у меня было как-то особенно грустно, поэтому я попросила дам передать ему следующее5:

— Отчего так давно не показывался в моем доме? Ведь ты для меня память об ушедших в прошлое днях…

— Мне было неловко докучать вам своим присутствием, не имея на то определенной причины, — поведал отрок, — к тому же последнее время я жил в горной обители… Видите ли, оставшись без всякой опоры и изнемогая от тоски и одиночества, я рассудил за благо пойти в услужение к принцу Соти-но мия6, мне подумалось вдруг: «не обрету ли я в нем замену...» — Рада слышать это, — сказала я. — Боюсь только, принц вряд ли заменит тебе ушедшего. Он слывет человеком весьма изысканным и высокомерным... — Вы правы, но со мной его высочество был чрезвычайно приветлив, тут же призвал к себе и изволил осведомиться, бываю ли я в вашем доме, когда же я ответил: «Да, бываю», он сказал: «Передай госпоже вот это и спроси, что она об этом думает?» — С этими словами Кодонэри извлек цветок померанца, и у меня невольно вырвалось: «Так пахли когда-то...7» — Я должен спешить. Что прикажете передать его высочеству?

Отвечать письмом было не совсем прилично, но: «Что тут дурного? — подумала я. — До сих пор я не слышала о принце ничего предосудительного и, если я напишу ему всего несколько слов…» Поэтому я ответила так:

1

«Чем рассуждать

Об этом запахе нежном,

Я предпочла бы

Услышать кукушку — так же

Звучит ее голос, иль нет?..»

Принц все еще стоял на галерее и, приметив мальчика, который с видом весьма многозначительным украдкой пробирался к дому, изволил задержать его. «Что скажешь?» — спросил он, и тот протянул письмо. Прочтя его, принц тотчас начертал ответ:

2 «На ветке одной

Сидя, пели когда-то

Эти кукушки.

Неужели ты не поймешь,

Как голоса их похожи?..»

Вручая отроку послание, принц изволил остеречь его, сказав: «И чтоб никому ни звука… Не хочу прослыть сластолюбцем...» После чего удалился. Кодонэри принес письмо, и я прочла его не без приятности, но отвечать не стала: «Не всякий же раз…»