«Повесть о братьях Сога» рассказывает о мести братьев Дзюро Сукэнари и Горо Токимунэ, которые в 1193 году зарубили Кудо-но Сукэмунэ, по приказу которого был убит их отец. Они поплатились за это жизнью, и необычная история о братьях, пожертвовавших собой во имя покойного отца, вдохновляла создателей многочисленных пьес театров Но, Кабуки, Дзёрури, художников и писателей. Широкая известность повести и её огромная роль в японской культуре позволяет предположить, что она оказала влияние и на формирование самурайского кодекса чести «бусидо», став своего рода образцом самопожертвования во исполнение сыновнего долга. Таким образом, впервые издаваемая на русском языке «Повесть о братьях Сога», помимо её значимости для японской литературы, является также ключом к пониманию одной из важнейших особенностей японской культуры.

За всю историю существования повести она неоднократно редактировалась; данный перевод выполнен по одному из старейших списков.

Братья Сога убивают Кудо-но Сукэцунэ

Тем временем Дзюро говорил:

— Уже глубокая ночь, все приготовления сделаны. Идём на бой! — а Горо отвечал:

— Конечно, о чём речь! — и они, не мешкая больше, вышли.

Дзюро повязал белую набедренную повязку фундоси, надел белое летнее кимоно катабира с глубокими, до подмышек, разрезами, широкие жёлтые штаны-хакама огути, а нижнее косодэ надел хлопковое, которое дала ему Тора из Ооисо. Рукава верхнего кафтана хитатарэ с узором из множества летящих куликов он подвязал тесёмкой, крепко завязал полосатые шнуры шапки эбоси, прицепил длинный меч-тати, отделанный медью, и полученный от настоятеля Хаконэ меч в чёрных ножнах, оплетенный лозой глицинии. Горо тоже надел белую фундоси, белое летнее кимоно катабира с глубокими разрезами, широкие белые штаны-хакама огути, бледно-жёлтое нижнее косодэ, а сверху плотно запахнул хитатарэ с нарисованным на нём узором из бабочек, подвязал рукава тесёмками и завязал синие с узором из летящих в небе гусей завязки хакама, надел такую же шапку эбоси, опоясался полученным от настоятеля в Хаконэ мечом тати с ножнами, подвешенными на кольчужном шнуре, и к нему полученный из рук самого врага, младшего военачальника Левой привратной стражи, короткий меч с рукоятью красного дерева и серебряными накладными кольцами .

Так они оба приготовились, вытащили большие мечи-тати, положили их на плечо и с факелами в руках тронулись в путь, громко разговаривая. А перед тем, как выходить, Дзюро сказал:

— Послушай. Там остановились и «разрушительницы крепостей» . Не вздумай согрешить и поднять руку на женщин! — а Горо отвечал:

— Это кто угодно понимает!

Братья вошли в усадьбу и осмотрелись, размахивая факелами. Ни младшего военачальника Сукэцунэ, ни Отоная не было видно. Из слуг кто спал, утомившись после охоты, кто напился сакэ и не разбирал уже, где перед, а где зад, и не было слышно ни звука.

Братья стояли в растерянности, подняв факелы. Дзюро сказал:

— Вот что ещё может быть. Стража Правителя тут рядом, и они могли пойти туда, в его усадьбу! — тут же спрыгнул с веранды, взошёл на веранду дома Правителя, вытащил штырь, крепивший ставню-цумадо, воскликнул «Эйя!» и потянул за неё. Задвинута была только верхняя железная задвижка, и он, сильно потянув, сумел её вытащить. Вместе с братом зашли они внутрь, посветили, огляделись, — в жилой комнате, рядом с матерчатой перегородкой-сёдзи, положив несколько татами одно на другое, сдвинув изголовья, возлежали младший военачальник Сукэцунэ и дева Сёдзё из Тэгоси. С той стороны, куда они были обращены ногами, у подьёмных дверей-ситоми лежали Отонай и Камэдзуру из Кисэгавы.

Братья, отбросив факелы, подбежали к ним, и тут Дзюро потянул Горо за рукав:

— Ты иди к Отонаю, а Сукэцунэ порешу я, Сукэнари! — а Горо отвечал:

— Что за бессердечные ты слова говоришь! Да разве из-за Отоная я мучился долгие годы? Ударим каждый по разу младшего военачальника нашими большими мечами. А если Отонай сбежит, так дадим ему уйти. Жестоки твои слова! — сказал он так, и они оба подошли к Сукэцунэ. Девушку они завернули в её одежды и спихнули с циновок, Горо встал в изголовье, а Дзюро — в ногах.

Необычайно удачливый ранее Сукэцунэ на этот раз спал беспробудно, напившись сакэ неведения . Горо сказал:

— Это всё оказалось так просто, — и из-за этого мы изводили себя столько лет… Встречу с врагом отца можно сравнить с цветком удумбара, или с персиком в саду Сиванму, который цветёт и плодоносит раз в три тысячи лет ! Не думал, что это окажется так легко… — он даже приплясывал от радости. Дзюро сказал:

— Жаль рубить его спящего. Всё равно уж теперь, так что разбудим и убьём! — с этими словами он перехватил поудобнее меч и кольнул его в плечо:

— Эй, господин! Младший военачальник Кудо! У тебя такие страшные враги, а ты бессовестно спишь! Просыпайся! — от этих слов и укола в плечо Сукэцунэ открыл глаза и стал осматриваться, потом попытался схватить меч-тати, лежавший рядом, и вскочить, но Дзюро подскочил к нему и сильно ударил мечом. Горо тоже подбежал и крепко рубанул. В один миг они оба нанесли по одному удару.

Отонай, услышав звон мечей, испугался и вскочил:

— Ночные потасовки запрещены! Вижу, вы братья Сога. Потом, когда это будут расследовать, не отопрётесь уже! — сказал он, а Дзюро ему:

— Об этом уж и говорить нечего! — подскочил и ударил большим мечом, разрубив от левого плеча до низа правого соска. Тот упал ничком и попробовал ползти, тогда Горо отрубил ему обе ноги у бёдер.

Братья, сделав всё так, как и собирались, вышли из дома, но Горо обернулся и сказал:

— А ведь останавливающий удар мы не нанесли! — на что Дзюро возразил:

— Зачем? Ведь останавливающий удар наносят, когда не уверены в смерти! — а Горо отвечал:

— Нет-нет, дело совсем не в этом! Это правило, как нужно убивать врага. Когда потом будут расследовать дело, скажут: «Они убивали впопыхах, и не нанесли останавливающий удар!» — сказав так, он вернулся, крепко сжал рукоять меча и нанёс три удара, и от силы этих ударов меча рот Сукэцунэ оказался разрублен до горла. Потом пошёл слух, будто бы братья разорвали ему рот.